— У тебя четыре обоймы или две? — не оборачиваясь, спросил Стефан.
— Теперь — две.
— Хорошо. Доставай четвертую. Знаешь, как отсоединить энергоблок?
С этим заданием Джеймс справился быстро: здесь ничего сложного не было. С помощью собственного набора инструментов он в два счета разобрал обойму, аккуратно снял предохранитель и протянул Стефану энергоблок. В ответ получил такую же обойму и краткий приказ: «разбери».
Пока Джеймс возился с обоймой, Стефан тщательно изучал схему, поминутно сверяясь с данными визора. Энергоблок он закрепил его на панели пенкой для монтажных работ в вакууме, и принялся соединять провода с контактами. Повторно надавил на пластину. Зажглись три красных огонька в ряд.
— Что за… — закончить он не успел: дверь плавно вдавилась внутрь и отошла в сторону.
Джеймс вопросительно посмотрел на Стефана. Тот пожал плечами:
— Перепутал провода. Ладно, давай посмотрим, что тут…
За дверью оказалась шлюзовая камера: небольшое, овальной формы вытянутое помещение со скудной обстановкой: пару прикрученных к полу скамеек, пульт управления, закрытые ящики в углу. Стефан подошел ко второй двери отсека. Кратко изучив ее, он взглянул на стоящего у входа Джеймса.
— Давай второй энергоблок. И не забудь закрыть дверь за собой, — добавил он, когда Джеймс переступил порог. Получив батарею, он точно так же подсоединил ее к панели внутренней двери шлюза. Закончив с проводами, он схватился одной рукой за протянутый по периметру помещения прочный поручень, а другую занес над кнопкой. — Хватайся и держись крепче: толкнет сильно, может и об стенку размазать.
Джеймс послушно схватился за поручень. В шлюзе атмосферы не было, а в куполе она должна была быть под обычным давлением. Если открыть дверь, то масса воздуха рванется в пустое пространство… но, вместо ожидаемого свиста воздуха и толчка, услышал лишь проклятия Стефана.
— В чем дел… — он уставился на распахнутый проем. Стефан смотрел тусклым взглядом на него.
— Час от часу не легче, — процедил он сквозь зубы. Отрегулировал фонари на максимальную яркость, и нервно шагнул внутрь. Они прошли через хранилище сьютеров: широкую, длинную комнату с узкими шкафчиками вдоль стен, выход из которой вел их к кольцевому коридору, опоясывающему здание. — Купол разгерметизирован. Неужели никто не спасся? — вслух подумал и вдруг резко встал; шедший следом Джеймс едва не ткнулся стеклом шлема в спину капитана. Полный плохих предчувствий он обошел его… и замер, чувствуя, как стынет кровь в жилах: впереди, насколько хватало глаз, весь коридор был завален телами. Женщины, мужчины, дети — смерть уровняла всех, воплощая свое мрачное представление о демократии и равенстве.
Джеймс посмотрел в остекленевшие, покрытые пленкой инея глаза привалившейся к стене неподалеку от него женщины и подумал, что она, наверно, была красива в жизни: длинные светлые волосы, тонкие черты лица. Но сейчас это лицо, покрытое пленкой изморози, искаженное дикой гримасой, посиневшее, с вывалившимся языком и глазами, выскочившими из глазниц, вряд ли могло привлечь кого-то. Над собой, на вытянутых руках она держала труп девчушки лет восьми, покрытый инеем и тоненькой корочкой льда — одного взгляда на нее хватило Джеймсу, чтобы поспешно бросился прочь из здания, словно его стены могли рухнуть на него и погрести в братской могиле с несчастными поселенцами. Сейчас он не мог даже думать про это место, ибо каждая мысль вызывала в воображении ужасную картину: сотни людей бегут по узкому тоннелю в полной темноте, где-то в глубине здания слышен противный свист выходящего воздуха. Становится все труднее дышать, рот судорожно ловит остатки кислорода, но не находит его, легкие рвутся на куски от напряжения, в голове разливается свербящий огонь, а затем…
Застонав, Джеймс обхватил голову руками и рухнул на колени.
В таком положении его и нашел Стефан, вышедший через двадцать минут из командного центра. Казалось, все это не произвело на него особого впечатления, но Джеймс заметил в глазах Стефана отражение собственной боли и ужаса.
— Им уже не помочь. Из здания не выбрался никто, а этот… сумасшедший, очевидно, был снаружи в момент взрыва, — он посмотрел на бездонное, звездное небо. — Нам надо возвращаться: скоро уже закончиться кислород в баллонах, да и делать нам больше здесь нечего. Пошли, Джеймс, — на этот раз он назвал его по имени.
Тяжело поднявшись, юноша посмотрел на здание, затем на Стефана.
— Да, надо идти, — чужим, безжизненным голосом ответил он.
Джеймс не помнил, как добрался до космолета, как поднял его с поверхности планеты, как вел к прыжковым воротам. Он видел только погруженный во мрак коридор, по которому прыгали пятна света, освещая заледеневшие, раздувшиеся тела, и среди всего этого кошмара — маленькая девочка с судорожно протянутой рукой вверх, где она напрасно надеялась найти последний глоток воздуха. И свет их фонарей, заставляющий играть злыми искрами ледяную корку на ее широко раскрытых, отчаявшихся глазах.
2585.20.09, из личного дневника младшего лейтенанта Ли Твиста, запись № 1733–4
…следующие несколько дней после возвращения из колонии я провел у себя. Спал, заказывал еду в каюту, думал, просто сидел в одиночестве. Меня никто не тревожил — капитан и Стефан, наверняка, понимали, что мне лучше сейчас быть наедине; серигуанин о себе не напоминал.
Два часа назад мы совершили последний прыжок — в одни из резервных ворот системы Марита: задержка у колонии не позволила лайнеру вовремя прибыть для прыжка к главным воротам. Теперь лайнер летел в обычном пространстве к планете, чтобы высадить там пассажиров и сдать груз. Капитан Берг пригласил меня зайти к нему, перед выходом лайнера на орбиту — теперь, пожалуй, я могу повидаться с другими, и поговорить.
Хотя, не знаю, что тут можно сказать. Не знаю, что меня больше волнует: то, что пришлось увидеть в центральном комплексе — или то, что я своими руками убил человека. И плевать, что мне сказал Стефан! Я боялся заснуть, боялся снова во сне увидеть тот жуткий коридор… или как сломанной куклой падает на спину невысокая фигура.
К счастью, ни того, ни другого не случилось. Этот чертов полет на Л-434 вымотал до изнеможения, — и, как я не крепился, заснуть все же пришлось. Что-то мне снилось, но ничего из этого я не запомнил. Как и в последующие дни, когда воспоминания чуть поблекли, отступили; сон успокаивал, возвращал силы.
Но, даже смиряясь со случившимся, я все равно задаюсь вопросом: кто же был тот несчастный инженер? Что случилось с ним, когда взорвался реграв, когда к звездам поднялся столб огня, испепеляя постройки, людей, оборудования, оставляя за собой только огромную — по словам капитана Громова — воронку? Смог ли он пробраться в центральный комплекс, нашел ли он там погибших? Были ли среди них его родственники, семья, друзья?